Инклюзивное образование для детей с ментальными особенностями — дело всё ещё новое для России. Да, отдельные примеры я могу вспомнить даже из своего детства, но эти примеры — скорее отрицательные, так как не было никакой системы: просто в обычную школу определяли ребёнка с особыми потребностями, а его адаптация в новом социуме на самотёк. Но подобные неудачные опыты, а также и позднейшие недостаточно продуманные инициативы не могут служить оправданием помещения людей в своеобразное гетто — а именно с гетто можно до сих пор сравнить жизнь многих инвалидов и их ближних. Реформирование системы образования идёт очень медленно и не всегда гладко. Несколько петербургских родителей решили не ждать перемен, а произвести их сами. Так появилась общественная организация «Признание», цель которой — социальная интеграция детей с расстройствами аутистического спектра. В этом учебном году в одной из школ Санкт-Петербурга открылся ресурсный класс, в котором дети готовятся к жизни среди своих сверстников. О новом для города явлении рассказывают организаторы ресурсного класса — Оксана Кузнецова и Наталья Комиссарова.
— Сейчас много говорят об инклюзивном образовании, но чаще подразумевают под этим введение одного или нескольких детей с особенностями в обычный класс сразу. Расскажите о вашем проекте, каким образом построена модель инклюзии в вашей школе?
Оксана Кузнецова: Мы – мамы детей с расстройствами аутистического спектра. Главная проблема наших детей – это проблема общения, социализации. И потому важно, чтобы они находились в среде своих нейротипичных сверстников. В Санкт-Петербурге – это первый проект инклюзивного образования на базе общеобразовательной школы с созданием ресурсного класса. Сама модель существует уже давно и успешно применяется в других городах, а также имеет мировой опыт. Многим детям с ограниченными возможностями здоровья при поступлении в обычную школу нужен адаптационный период.
Наталья Комиссарова:Инклюзия – это создание образовательного маршрута, который позволяет каждому ребёнку включиться в общеобразовательный процесс. Поэтому и создается класс, где всё продумано до мелочей: выделяется отдельный кабинет, в котором каждый из детей не только занимается по индивидуальной программе, но и имеет возможность отдохнуть в зоне сенсорной разгрузки, покрутить велотренажёр или просто делать перерывы в занятиях. В процессе инклюзии учитываются интересы всех сторон, поэтому пока ребёнок не готов, в регулярный класс его не введут. Значит, предварительно с нашими детьми отрабатываются навыки поведения в школе, восполняются дефициты в знаниях. Сколько времени на это понадобится, сказать сложно, кто-то из детей вводится в обычный класс быстро, кому-то может понадобиться время – месяц или больше.
— Зачем нужна инклюзия именно в сфере образования? Ведь можно просто организовывать встречи ребёнка с особенностями развития и его нейротипичных сверстников.
О. К.: Чтобы научиться общаться, нашим детям нужны время и достаточно большой коллектив детей. При этом им нужно и сопровождение специалистов, которые грамотно будут выстраивать эти отношения. Живя в обществе, человек должен подчиняться определённым правилам. И ребёнок не станет самостоятельным, если эти правила не научится соблюдать. Но встреч раз в неделю с детьми друзей или с детьми на детской площадке для этого недостаточно. Нужно, чтобы это происходило ежедневно.
— Как функционирует ресурсный класс?
Н. К.: У нас два первоклассника и один третьеклассник. Каждый из них уже зачислен в свой обычный класс. Один ребёнок уже введен на несколько уроков в регулярном классе — это рисование, физкультура, музыка и труд. Сейчас наши специалисты готовят второго ученика. В остальное время, когда дети не посещают регулярные классы, они занимаются в своем кабинете, с ними работает учитель, в задачу которого входит адаптация для них школьной программы. Ведь у наших детей есть определённые особенности восприятия информации. У каждого ребёнка есть тьютор, который находится с ним на протяжении всего школьного дня. И с тьютором ребёнок начинает ходить на уроки в обычный класс. Постепенно количество таких уроков увеличивается. Если в обычном классе ребёнок начинает кому-то мешать, то сразу же вместе с тьютором отправляется в ресурсный класс и занимается по своей индивидуальной программе. Максимально возможное количество детей в таком классе – восемь человек, минимальное — три. Организацией процесса руководит учитель, в нашем случае это учитель-дефектолог, который раньше работал в коррекционной школе, но это может быть и психолог. Главное, чтобы учитель и все участники процесса, обладали знаниями по прикладному поведенческому анализу.
О. К.: Важно, что теперь инклюзивное образование получило законодательную поддержку, благодаря Федеральному закону об образовании, приказам Министерства образования. Вышел новый федеральный образовательный стандарт для детей с ограниченными возможностями здоровья, в котором прописаны принципы адаптации школьной программы. Конечно, вводить ребенка в инклюзивный процесс в школе желательно с первого класса, тогда у него больше возможностей и больше времени для восполнения дефицитов. Было бы идеально, если бы начиналась дошкольная подготовка на базе детских садов.
— Чего должен достичь ребёнок, чтобы окончательно перейти в обычный класс?
О. К.: Как только ребёнок оказывается в состоянии проводить целый учебный день в обычном классе, он может перейти туда окончательно. Главный критерий – отсутствие нежелательного поведения. И дело даже не в успеваемости ребёнка, ведь дети очень разные: кто-то может учиться в 1-м классе, а осваивать программу на два года вперёд, кто-то – наоборот. Но наша основная цель – это социализация.
— Как реагируют на появление такого класса учителя, родители обычных детей?
Н. К.: Нам очень повезло со школой – прекрасные родители, прекрасные дети, замечательные директор и учителя, которые наших детей понимают. У нас существует и обратная форма инклюзии, когда к нам в ресурсный класс приходят старшеклассники и ученики класса, в котором учится наш третьеклассник Максим, и проводят музыкальные переменки – включают музыку, танцуют, иногда используют шумовые инструменты вроде ложек. Дети из регулярных классов ходят в гости к нашим детям с удовольствием.
— Есть ли у вас ограничения, связанные со степенью тяжести расстройства? Или вы готовы взять в ваш класс любого ребёнка?
О. К.: Есть, к сожалению. Всё-таки это общеобразовательная школа, даже не детский сад. И потому если у ребёнка проблемы с посещением туалета, то мы не можем его взять, на момент прихода в школу навык туалета должен быть сформирован. Также мы не можем взять ребёнка в класс, если он агрессивен, если он опасен для окружающих и для самого себя. Что касается развития речи, то здесь у нас ограничений нет – ребёнок может быть вообще не говорящим. Если ребёнка обучить системе PECS или другой альтернативной коммуникации, то он сможет объяснить, что он хочет сказать. Из троих детей, которые уже занимаются в нашем классе, ни у кого нет речи, соответствующей их возрасту – у всех отставание. Коммуникация с ребёнком выстраивается в зависимости от того, что он умеет.
— Ваш проект рассчитан только на детей с расстройствами аутистического спектра?
Н. К.: Пока да. Но вообще модель предполагает работу с детьми с различными нарушениями и это уже практикуется в других городах. Задача ресурсного класса, чтобы в этом году все наши дети начали учиться в обычных классах, чтобы они больше общались со своими нейротипичными сверстниками. Уже сейчас заметно, как лечит сама среда: обычные дети сами хотят общаться с нашими детьми, подходят, здороваются, наши дети тоже взаимодействуют со своими сверстниками, видно, что им нравится это взаимодействие, они становятся смелее, могут сами подойти поздороваться, хотя ещё несколько месяцев назад они стеснялись и им было это трудно.
— Как по-вашему, есть ли дети, для которых инклюзивное образование не подходит? В данном случае я говорю именно о детях с ментальными особенностями (не имею в виду, например, незрячих, которым необходимо изучение шрифта Брайля, едва ли возможное в обычной школе).
О. К.: Думаю, что таких детей нет, все дети с ментальными особенностями должны включаться в общеобразовательный процесс. Другое дело, что такие классы, как наш, могут принять сравнительно немного детей. Мне кажется, что инклюзия в каких-то формах должна быть даже для детей с очень тяжёлыми ментальными нарушениями. Особенно если у таких детей есть дошкольная подготовка. Что касается нас, то мы не стали ждать, что за нас кто-то всё сделает. Мы создали общественную организацию, пришли в школу, которую нам посоветовали в комитете образования, директор поддержала нашу идею и приняла нас. И мы вместе начали выстраивать весь этот трудоемкий процесс, ведь если инклюзия продуманная, то она всегда оказывает на детей положительное воздействие. А продуманная инклюзия – это когда учтены интересы всех участников процесса: детей особых и обычных, родителей тех и других, педагогического коллектива.
Игорь Лунёв
Источник: Филантроп