В последнее время всё чаще говорят о новом виде предпринимательства, которое называют социальным. Чем же оно отличается от обычного бизнеса?
Социальное предпринимательство возникло в мировой практике около 30 лет назад, в России его история насчитывает чуть больше 7 лет. И, как уверяют специалисты, развивается, уже заняло место в одном ряду с благотворительностью, инициативами некоммерческих организаций и венчурной филантропией.
Спустя три года Мухаммад Юнус, профессор экономики из Бангладеш, возмущенный процветающей там нищетой, основал «Грамин банк» и ввел систему микрокредитования для нуждающихся, без требования финансовых гарантий.
Социальные предприниматели не просто находят пути получения средств, но и вкладывают полученную прибыль в решение того социального вопроса, которому они посвятили свой бизнес. Петербургский благотворительный магазин «Спасибо» – яркий этому пример.
В этом магазине вещи можно не только купить, но и отдать. Люди приносят сюда одежду, зная, что она пойдет в дело: та, что находится в очень хорошем состоянии, будет продана новым владельцам, часть отправится к нуждающимся, а та, что уже совсем непригодна, пойдет на переработку. Часть средств идет на содержание бизнеса и зарплаты сотрудникам, остальные перечисляются в благотворительные организации.
– Социальное предпринимательство существует между коммерческим и некоммерческим сектором. Совмещая инструменты того и другого, оно способно создавать такие бизнес-модели, которые традиционный бизнес создать не способен. Мы создаем весь бизнес-процесс вокруг решения социальной задачи, – говорит координатор проектов в области социального предпринимательства, младший научный сотрудник Высшей школы менеджмента СПбГУ Юлия Арай.
В России появляется все больше людей, пробующих реализовать свой социальный бизнес-проект или вывести на самостоятельную финансовую деятельность НКО. Однако более-менее устойчиво работающих предприятий немного.
Причин этому несколько. Во-первых, многие в России пока даже не понимают, что это такое, отождествляя этот вид бизнеса с социально-ответственным бизнесом либо с корпоративным волонтерством.
Во-вторых, люди не всегда могут отличить социального предпринимателя от просто предпринимателя. Поскольку социальные предприниматели внешне занимаются вещами, схожими с обычным бизнесом. Например, предприятие «Луч» Всероссийского общества слепых делает туалетную бумагу, салфетки и т.д и обеспечивает невидящих людей рабочими местами. Однако туалетную бумагу делают и многие другие фирмы. Вот здесь и становится важно донести до клиента, потребителя, что это не просто туалетная бумага, а еще и помощь инвалидам, о которых государство мало заботится.
– То есть если донести до потребителя, что есть разница в философии, что социальный предприниматель думает о людях, лояльность будет другой, – рассказывает руководитель дирекции разработки программ фонда «Наше будущее», директор лаборатории социального предпринимательства Станислав Заботин.
В третьих, кроме необходимости конкурировать на равных с прочими игроками рынка социальный предприниматель должен платить те же налоги, что и конкуренты из обычного бизнеса.
В Петербурге к социальному бизнесу относится «Упсала-цирк» и медиа-проект «Летающие звери» – мультсериал про крылатых животных снимает анимационная студия «Да» при поддержке фонда AdVita. Средства от показов и продажи лицензий идут на лечение детей.
Есть первая турфирма для инвалидов-колясочников «Либерти». К ее услугам прибегают и иностранные инвалиды-колясочники. За счет того, что компания организует для них платные туры, появляется возможность обеспечить бесплатные или дешевые туры для российских инвалидов.
Праотцом современного социального предпринимательства в России можно назвать организованный Иоанном Кронштадтским в конце XIX века Дом трудолюбия. Все страждущие или, как бы сейчас сказали, люди в «сложной жизненной ситуации» могли найти здесь приют за выполняемую взамен работу. Тот, кто не мог выполнять никакой работы (дети, больные, старики), получал пособие. Этот опыт был растиражирован, и к началу XX века в Российской империи было открыто около 100 учреждений подобного типа.
Чего, как вы думаете, не хватает социальному предпринимателю?
Управленческих знаний – 56%
Финансов – 51%
Поддержки родственников, друзей, коллег – 4%
Поддержки государства – 25%
Знаний в области социальных проблем – 14%
Управленческих знаний – 56%
Времени – 43%
Единомышленников и команды – 36%
По данным исследования, проведенного Высшей школой менеджмента СПбГУ
Михаил Кривонос, президент благотворительного фонда «Рауль», один из учредителей центра по трудоустройству выпускников детских домов и молодых людей с ограниченными возможностями «Работа-i».
– Как вы пришли к идее социального предпринимательства?
– Не могу сказать, что я как-то специально к этому пришел. Социальное предпринимательство никогда не было для меня самоцелью. У меня был свой бизнес, потом я был наемным сотрудником, занимался руководством, развитием компании. В социальную сферу пришел уже после. Я любил свою работу, но мне хотелось свой проект, но не для того, чтобы он стал заработком, скорее – моей миссией, тем, что я делаю помимо семьи и работы.
Всё началось во время прошлого кризиса 2008–2009 годов. Мы вместе с рядом предпринимателей решили сделать социальный проект для детского дома, действительно нуждающегося в поддержке. У нас не было больших денег: каждый внес по несколько тысяч рублей. При этом мы хотели сделать что-то долгосрочное и устойчивое. Так вместе с единомышленниками я впервые оказался в Ефимовской школе-интернате в Ленинградской области: 140 ребят жили достаточно изолированно в деревне в Бокситогорском районе. И первым, что мы начали делать для них, стали развивающие поездки – чтобы они получили представление о том, что такое большой город, что такое сходить на фабрику и в зоопарк, пообщаться с людьми.
Через пару лет мы поняли, что эти ребята остро нуждаются в дополнительном сопровождении после выпуска из сиротских учреждений. Мы стали думать, каким образом дать им образование с перспективой получить работу. Но для того чтобы на эту деятельность привлечь финансирование, необходим был измеримый эффект.
В итоге пришли к варианту индивидуальной работы с выпускниками коррекционных детских домов: предложили им наставников, учили ребят всему, чему только можно: готовить, разговаривать, ходить к врачу, учиться, работать. Средства на первый год деятельности нашли быстро.
– Но это не социальное предпринимательство?
– Да. В самом проекте на первом этапе никакого социального предпринимательства не было. Мы планировали масштабное фандрайзинговое мероприятие и думали, что в дальнейшем найти финансы для такого устойчивого адресного проекта не составит труда.
Мы достигли достаточно существенных результатов: например, человек никогда не работал – устроился на работу, прежде не учился добровольно – начал постоянно заниматься, поступил в вечернюю школу.
К концу первого года деятельности мы стали интенсивно работать над тем, чтобы дожать мотивацию тех ребят, кто мог и хотел выйти на работу. Наши подопечные не обладали никакими компетенциями и квалификациями. Уровень их образования после школы-интерната восьмого вида – это где-то 5–6 классов. Да, у кого-то из них есть какие-то навыки ручного труда типа столярного дела или посадки растений, но эти навыки мало востребованы в большом городе. И поэтому мы стали искать другие простые виды профессий.
Однако снова привлечь средства не получалось Необходимые пара миллионов рублей в год – большие деньги, и людям, способным их предоставить, мы давали недостаточно инструментов для контроля и понимания того, чего мы достигали.
– Тогда и произошел переход от благотворительности к социальному бизнесу?
– Мы думали, как обеспечить финансовую стабильность. Оказалось, что предприниматели готовы внести свой вклад в судьбу сирот, – они могут давать им работу. Например, завод по производству холодильников готов взять выпускников детского дома – возможно, менее квалифицированных, чем обычные сотрудники. И тут стало ясно, что наша задача – способствовать этому трудоустройству. Стали искать модель монетизации спроса со стороны крупных компаний. Сначала я считал, что надо использовать ресурсы бизнеса для помощи ребятам, но потом понял, что наоборот – должен помогать бизнесу, чтобы он мог взять выпускников детских домов на работу. В результате появился социально-предпринимательский проект Центр по трудоустройству выпускников детских домов и молодых людей с ограниченными возможностями «Работа-i».
– И скольким подросткам вы помогли найти работу?
– В этом году в проекте принимают участие 500 выпускников детских домов и молодых ребят с ограниченными возможностями. Из них мы по плану должны были трудоустроить 56 человек. По факту тех, кто попробовал какое-то время поработать, уже получилось в этом году более сотни. Но из-за того что для них это первый опыт, а он для ребят с таким багажом не всегда простой, они находятся в поиске следующего места, с которым, быть может, повезет больше.
Основное наше усилие направлено на выпускников детских домов или молодых ребят с ограниченными возможностями здоровья 18–29 лет, не имеющих успешного опыта официальной работы. На сегодняшний день мы занимаемся подбором и отбором выпускников детских домов и ребят с инвалидностью, тренингами, трудоустройством и сопровождением.
– Отбор – значит, не все выпускники вам подходят?
– Проект направлен только на ребят, которые хотят найти работу, зарабатывать деньги и подтверждают свою мотивацию действиями. Мы направлены только на узкую часть аудитории, которая умеет хотеть. К сожалению, большинство людей, находящихся в трудной жизненной ситуации, эти умения потеряли или не имели.
– Как вы объясняете предприятиям, зачем им нужно трудоустроить выпускников детских домов и ребят с инвалидностью, – это же им невыгодно?
– С точки зрения чистого рекрутинга это для компаний невыгодно. Но это выгодно, если учитывать корпоративную социальную ответственность. В крупных корпорациях собственники, руководители, работники и клиенты не всегда достаточно близки, и это снижает эффективность, поэтому необходимы специальные объединяющие и сближающие мостики. А что это? Нечто общечеловеческое. Стремление к социальной справедливости. Выстраивание общего объединяющего дела, в которое все вовлечены – от собственника до подсобного рабочего.
– Сейчас вы стали заниматься только социальными проектами?
– Я пришел в социальную сферу как волонтер, создавал проект как волонтер, вкладывал собственные финансы, и со мной с самого начала был мой единомышленник-инвестор. Но в конце концов наш второй инвестор, фонд «Навстречу переменам», заявил, что верит в проект и готов поддерживать мою бизнес-идею, но всё сработает только в случае, если я займусь им профессионально, т.е. оставлю свою прежнюю работу. Это произошло весной 2013 года. Теперь я получаю зарплату. И это единственный источник дохода для меня. Вначале это было неприятно и непонятно с этической точки зрения. Но на самом деле это гораздо более устойчивая модель, нежели волонтерство.
– Как социальные предприниматели справляются с наступившим кризисом?
– На социальном предпринимательстве кризис сказывается точно так же, как и на всем остальном бизнесе. С другой стороны, во время кризиса растет мотивация помогать другим. Люди, у которых есть финансовые ресурсы, чувствуют потребность поделиться с теми, кому трудно.
– А как конкретно вам работается в кризис?
– В кризис конкуренция на рынке труда очень сильно возрастает, потому что кандидатов становится очень много. Рынок труда из рынка соискателя превращается в рынок работодателя. И нашим ребятам при прочих равных сложнее на него выйти без нашей помощи, а, может быть, и с нашей помощью тоже.
Но мы используем и другие механизмы. Например, в клининге мы работаем не с прямым трудоустройством, а с аутсорсингом. То есть мы предоставляем клиенту-компании персонал и оборудование. Оборудование получаем за счет субсидии, а персонал набираем из числа наших ребят, для которых проводим обучение совместно с клининговыми компаниями. Здесь мы работаем не только на рынке труда, но и на рынке услуг. Это способ резервирования в связи с кризисом. Потому что может быть такая ситуация, что вакансий не будет вообще или будет очень мало.
Мы пытаемся создать бизнес-модель, которая работала бы и в хорошие и в плохие времена, но это сложно. Возможно, у нас не получится, но мы надеемся и стараемся.
– Социальное предпринимательство в России будет расширяться, как думаете?
– Социальное предпринимательство – глобальная тенденция. По ощущениям, она должна очень сильно развиваться. Социальное предпринимательство – термин немного надутый, поскольку оно всегда существовало. Но сейчас у крупных корпораций есть спрос на участие в социальной сфере и на закупки у социальных предпринимателей. Это очень модная штука.
Что касается России – у нас беда с малым бизнесом и предпринимательством. На мой взгляд, это связано с тем, что обычно человек может стать успешным предпринимателем не с первого раза. Предприятия часто банкротятся, а успех может прийти со 2–5 раза.
У нас основная проблема предпринимательства в том, что после первой попытки люди часто бросают дело. Это проблема и для социального предпринимательства тоже, потому что стать социальным предпринимателем, не став предпринимателем, невозможно. В первую очередь нужно поддерживать и развивать предпринимательство – тогда появится и социальное предпринимательство. Потому что одно без другого не может существовать.
Наталья Орехова
Источник: online812.ru